Денис Прутов
На афишах Тюменского Драматического театра в сезоне 2013-2014 гг. появилось новое имя – режиссер Денис Прутов.
Смелый, прямошагающий, он полон самоиронии и веры в светлое будущее. Его полотно – известный молодежный театр «Буриме» с пятилетней историей. В апреле состоится премьера их третьей работы. Нам удалось поговорить с ним о закулисных тайнах профессии и личном взгляде на театральное существование соотечественников.
Денис, как «всё» началось?
Режиссура начинается только с практики. Ты можешь ставить бесконечное число этюдов, много читать, знать все методики, но до того времени, пока ты не взял материал и не сказала точную дату выпуска спектакля, ты не режиссёр, ты – теоретик. Мне очень сильно повезло. Я благодарен Драматическому театру, Сергею Вениаминовичу Осинцеву и Александру Викторовичу Чурсину. Они дали мне возможность выйти сразу на малую сцену, и я вцепился в этот шанс. Это безумно страшно, ставить свой режиссерский дебют на такой сцене, но если бы я струсил, возможно, никогда бы не связал свою жизнь с режиссурой и театром.
Своими работами я стараюсь говорить со всем человечеством целиком.
Как у Вас получилось без опыта писательства создать моноспектакль «Антон»?
«Антон» - это спектакль моей мечты. Я понимал, что дебютировать нужно нагло. Вот есть у тебя идеальный спектакль в голове, его и нужно ставить. И не важно, как на него отреагируют. Для Тюмени это, как минимум, интересно, ведь у нас всё спокойно и неторопливо. Нашего зрителя часто жалеют, не обвиняют. А я это сделал, обвинил в ленности. «Крюотический эксперимент» - что это? «Господи, театр жестокости! Я на такое не пойду, зачем мне это…» А я сразу задал рамки жанра и никаких вопросов ко мне по поводу непонимания. Это был эксперимент над зрителем в том числе. Получилось, что Тюмень совершенно не готова к авангарду. Тюмени нужно, чтобы всё было понятно, ровненько и немножко придурковато. И все эти мои мечты об энергетическом театре, о театре воздействия пока остаются мечтами. Внутри театра я буду к этому двигаться дальше. Возможно, мне стоило чуть-чуть предать себя и сделать спектакль мягче, но с другой стороны, я сделал именно так, как хотел и доволен этим.
Что именно для Вас вложено в понятие «энергетический театр»?
Для меня это еще одна форма влияния на зрителя. Даже в системе Станиславского есть такой термин как «лучеиспускание». Мне нравится, когда за обыденными вещами есть скрытый смысл. Я верю, что помимо крови и лимфы есть тонкое тело. Актер для воздействия на зрителя должен подключать весь свой потенциал, в том числе энергетический. Конечно, есть разные ухищренные техники, это не всегда считывается, но придает спектаклю глубину, недостающий окрас.
Как же тогда выстроить диалог между Вашим театром и зрителем? От чего случается недопонимание?
Своими работами я стараюсь говорить со всем человечеством целиком. Пока у меня это абсолютно не получается! Я ему что-то кричу или думаю, что кричу. Человечество слушает меня и делает «ммм…» Но со временем, мы найдем общий язык, мы договоримся.
И всё-таки, как Вы считаете, почему у большинства зрителей отстраненность, иногда даже равнодушие к театру?
Мы сами виноваты в зрительской апатии. Мы поставили себя в тупик, сровняв театр и кино. Зритель думает: «Дорогая, сегодня у нас вечер развлечений! Куда пойдем? Побудем немного пафосными интеллектуалами и пойдем в театр или будем в джинсах и рванём в кино?» И в поисках чего-то «эдакого» они идут в театр и делают примерно так: «boring… boring…» или «Ха-ха-ха». На самом деле театр – совсем другое. Театр – это древний, самый мощный вид искусства, который будоражит, который меняет. Основа театра – это катарсис. Должно произойти очищение, должно появиться желание изменить свою жизнь к лучшему. Если им становится на душе плохо, даже паршиво, в следующий раз они выберут кино.
Что Вам доставляет самое большое удовольствие при работе со своими актерами?
В моем понимании, актер – со-творец. Я – мысль, он – тело, я думаю, он делает. Приходиться приводить миллион примеров и мне это больше всего нравится. Я в жизни ничего не помню и не знаю, а в процессе репетиций во мне открывается иное. Если нужно вдохновить и заразить актера, у меня всплывают тысячи картинок, одна ярче другой! Я говорю и удивляюсь сам себе, и получаю от этих эмоций огромное удовольствие.
А что важно для актера театра «Буриме» в работе с Вами?
«Не обрастать жирком». Двигаться вперед. Мне кажется, актер только тогда актер, когда постоянно себя познает. Вроде бы я уже полностью знаю свою органику, знаю, как импровизировать, и почти понял, кто я есть на самом деле… Нужно всегда говорить «нет» и двигаться еще глубже. Мне всегда интересно ставить актера в зону некомфорта – давать противоположную его существу роль. Он должен сделать её гениально, вопреки своей психофизике. Если это получается, то он сияет на сцене звездой, превзойдя себя и став почти сверхчеловеком.
Хотели бы вновь очутиться на той стороне театра в качестве актера?
Я не прочь сыграть в хороших вещах, но если честно, я перешёл за стол и мне это нравится. Мои актеры делают то, что у меня внутри и я это вижу. Это эхом откликается и это очень приятно. Я люблю режиссуру и театр за возможность выстроить внутренний мир на сцене. То есть я сознательно могу продублировать, создать любую реальность.
Есть ли у Вас личные мастодонты?
Хороший вопрос. Я изобретаю велосипед. У меня нет четких авторитетов, я осознанно не смотрю определенных режиссеров, чтобы не слизывать. Моя актерская натура моментально перенимает даже мелочи, к примеру, акцент. И это касается всего. Я иногда отбрасываю книги по режиссуре только из-за того, что там начинают расписывать решение. Пьеса – это ребус, дайте мне разгадать его самому! Я сейчас в таком состоянии, что могу наработать сам, вырвать собственными зубами у театра свой стиль. Я пока в силах не перекладывать своё на чужие рельсы. Пока мечтаю, что буду особенным.
Я изобретаю велосипед. Пока мечтаю, что буду особенным.
В труппе «Буриме» молодые, непрофессиональные актеры. Есть ли у Вас желание поработать с актерским составом старше Вас?
Если я буду ставить четвертый спектакль в этом сезоне, очень бы хотел сделать его возрастным. Мне это безумно интересно так же, как и поработать с профессионалами. Мне этого не хватает, у них другой уровень творческих притязаний, у них другой «багаж» за спиной.
Вы говорили, что театр забирает всё полностью. Есть ли у Дениса Прутова что-то еще, кроме театра?
Есть театр, а есть Она. Любимая жена, которая выносит все тяготы нашей жизни. Я воспринимаю её как героиню. Стараюсь вывести её за границы театра, чтобы отдельно помимо него у меня было что-то еще.
Художник должен постоянно страдать, чтобы родить «великое» на свет?
Нужно быть счастливым. Несчастных нельзя допускать к творчеству. Это всегда происходит деструктивно, болезненно: либо плачут, либо обвиняют. Это мое мнение. А счастливый приходит творить во благо всем, как бы пафосно это ни звучало. Художник не должен страдать, он должен приходить домой, где его ждут, хорошо кушать, высыпаться. А своё внутренне возмущение и желание сделать всех счастливыми через искусство выплескивать на зрителя. В яростном рывке изменять мир.
